Ди Цайт: Вы в течение двух месяцев были в Германии в качестве гостя литературного коллоквиума в Берлине и с чтениями. Вы выглядите уставшим. Как вам ваша поездка?
Виктор Пелевин: Ну, как… Чтения — это всегда неприятная обязанность. Вообще-то я приехал сюда писать книгу. Новая местность — это всегда источник энергии.
Ди цайт: А какая энергетика в Берлине?
Виктор Пелевин: Здесь так спокойно все и изысканно. Больше всего мне понравилась «Комната молчания» у Бранденбургских ворот. Я сначала не понял, зачем она там нужна. Я вошел туда, сел и помолчал. Я долго так просидел, пока не понял зачем. Целых три часа!
Ди цайт: Ваш новый роман — «Generation П» — можно найти в кармане каждого москвича. В центре повествования молодой российский поэт, который, попав в мир России эпохи «дикого капитализма» 90-х,мутировал в копирайтера. Фигуры политиков там — всего лишь эскизы на планшетках специалистов по рекламной стратегии, виртуальные продукты компьютерной анимации.
Пелевин: Я хотел показать, что в наше время существуют копии, не имеющие оригиналов. Так, к примеру, большинство писателей в России сейчас больше озабочены созданием собственного имиджа, нежели собственных произведений. Включишь телевизор, а там морда и снизу написано: «писатель». И эта морда появляется на экране постоянно через день, а книги этого «писателя» никто не читал.
Цайт: Вы продали почти миллион книг. Разве этим успехом вы не обязаны вашему имиджу angry young man?
Пелевин: Я не знаю, что вы называете успехом. Даже если поискать в самых темных уголках моего ума — никакого успеха я там не вижу. Но я могу сказать, что у меня за стратегия — ни в коем случае не связываться с так называемым литературным миром. Мне не надо выставлять свою задницу напоказ, чтобы продаваться. Если мне нужно сообщить человечеству о чем-либо, я просто пишу об этом. Самые главные производители имиджей — это, конечно же, политики. Вам не кажется, что когда вы идете на выборы, вы отдаете свой голос не за какого-то человека, а за телепередачу?
Цайт: После президентских выборов, вы сделали проект в одной компьютерной фирме. По телевидению показывали виртуального кандидата.
Пелевин: Мы сделали на компьютере из шести лиц настоящих кандидатов одно. При этом мы учитывали количество голосов, которое каждый набрал на выборах. Компьютер обрабатывал черты лица и процент голосов; и на основании этих данных вывел среднестатистическую величину. Получилась страшная рожа! И что забавно: низкое количество голосов, набранных генералом Лебедем, оказало крайне сильное воздействие на результат.
Цайт: Давайте перейдем от сатиры к действительности. Кто сейчас у власти в России?
Пелевин: Трудный вопрос. Дело в том, что мы имеем дело не с людьми, а, как написано в моей книге, с «импульсами и факторами». Власть находится не у какого-то определенного субъекта; она представляет собой нечто аморфное, что нельзя потрогать руками. К сожалению, ум россиян склонен к конспирологической модели мировоззрения. В том, что сейчас происходит, виноваты ведь мы сами. У нас же любят искать виноватых за семью морями на Западе. Но это ерунда.
Цайт: Ваша страна находится в состоянии близком к гражданской войне. Армия бомбит Чечню, в Москве взрывают дома. Что вы думаете, в свете российской политики, о таком терроризме?
Пелевин: Мы все нормальные люди со своими страхами. Как же иначе? Я не понимаю, на что рассчитывают люди, стоящие за взрывами. Я не понимаю людей, которые это делают. Быть может, они получают деньги за то, что дома взлетают на воздух, за то, что при взрыве погибает 300 человек. Я не знаю, как они живут после этого. Это за пределами моего понимания.
Цайт: Разве это не последствия ошибочной политики?
Пелевин: Некоторые считают это логическими последствиями неразумной политики, некоторые логическим следствием напротив — очень разумной.
Цайт: Тут нам снова пришлось бы вернуться к теории заговора: Ельцин хотел сохранить власть и потому…
Пелевин: Не хочется верить, что человек способен на такое. Было бы ужасно жить в таком мире.
Цайт: В вашей первой книге — «Омон Ра» — молодых людей мучили и калечили для полетов в космос. Это критика советского мифа о покорителях космоса. Вы выросли на этом мифе?
Пелевин: Я рос не на советских мифах, а скорее под ними, понимаете? Советские мифы не были какой-то благодатной почвой для роста. Наоборот, они по природе деструктивны. Я никогда не верил ни в один из советских мифов. Едва ли кто-то верил.
Цайт: Полеты к другим мирам — у этого есть ведь и положительная сторона, не так ли?
Пелевин: Что значит: «улететь в иные миры»?! Все миры прямо здесь, где мы с вами сидим. Чтобы туда попасть, не надо никуда лететь. Буддистский текст «Аватамсака-сутра» гласит, что мир создается исключительно в уме. Каждое перемещение из одного пространства в другое — это, прежде всего, психический акт.
Цайт: Как вы пережили воспитание в коллективе, пионерские лагеря, школьную муштру?
Пелевин: Само понятие коллектива мне глубоко ненавистно. Я никогда не хотел реализоваться в коллективе.
Цайт: Мне кажется, что за коллективизмом, управляемым со стороны государства, скрывался неприкрытый эгоизм. Стоит только посмотреть на политику обогащения ельцинского клана…
Пелевин: Да, да, да. Конечно, вы правы. Вся наша приватизация — это просто перевод собственности в руки бывших партийных боссов. Вы знаете, зачем людям оставили их квартиры? Чтобы люди, сидящие на своих партийных дачах, могли присвоить их себе. Эксперимент по вживанию человеческой души в человеческий мозг — та самая идеологическая модель из тридцатых и сороковых годов — как попытка обуть башмаки на три размера меньше. Вообще, организационная модель российского общества напоминает мне очередь. Здесь, на Западе — это семья, а в России — очередь.
Цайт: Но у вас ведь есть семья?
Пелевин: Мой отец недавно умер. Он был офицером. Мать еще, слава богу, жива. Мы были обычной советской семьей. Я не представляю для вас ценного психоаналитического материала.
Цайт: И не было никаких травм в детстве? Вас не били, вы не падали в яму?..
Пелевин: Нет, и я не подглядывал за родителями во время их занятий сексом. А что вообще за травмы? Самая тяжелая травма, которую человек может испытать — это трагедия рождения.
Цайт: Вы помните об этом?
Пелевин: Конечно, и это затмевает все остальное. Повторение травмы рождения — вот то, что происходит сейчас со многими россиянами. Процесс появления на свет из утробы социалистической матери проистекает в четыре пренатальных этапа: первый — единение с космосом — состояние общности с коллективом. На втором этапе роженица тужится, и роды начинаются — это эпоха позднесоветского разложения. Потом процесс рождения — это перестройка, реформы — все то, что мы сейчас переживаем. Но роды протекают тяжело. Голову младенца ухватили щипцами, но так и хочется взять и размозжить ее. Как вам? Может хватит психоанализа?
Цайт: А что на четвертом этапе?
Пелевин: Что? Диалектическое повторение первого. Процесс сладостного единения с процветающим западом.
Цайт: Продолжим психоанализ вашего детства. Вы начали писать еще ребенком?
Пелевин: Нет. Писать я начал поздно, в 25, 26 лет. В школе я не получал больше тройки за сочинения. Однако я быстро понял, чего от меня хотели, и старался это имитировать. Но мне постоянно говорили: «Это нехорошо. Ты не вкладываешь душу». Советская система образования в гуманитарной сфере напоминает мне опыты по замене здоровых конечностей на протезы. В плане технического образования все было более или менее сносно.
Цайт: Но вы ведь изучали литературу!
Пелевин: Нет. Это было позже. До этого я был аспирантом Московского Энергетического института. Страшно иметь дело со всем этим электричеством! Жизнь в Советском Союзе тасовала людей как карты — никто не имел понятия, почему он делает это, зачем. Когда я поступил в литинститут, там уже началась перестройка. Там, конечно же, толком ничему не научили; три года мы в основном выпивали. Я потом просто ушел, так как добился большего, чем мои преподаватели. И еще потому, что в пятый раз должен был сдавать экзамен по марксистско-ленинской философии. Я опасался, что у меня после этого на лбу появится красная звезда. Кроме того, останься я там еще на два года, дело кончилось бы циррозом печени.
Цайт: Теперь же марксистско-ленинская философия окончательно канула в лету, а граница между Востоком и Западом стали размытыми.
Пелевин: В Россию отвратительнейшим, грубейшим и откровеннейшим образом вошло то, что на Западе всегда укрывалось и отторгалось, потому что там еще имеются определенная культура и моральные ценности. Россия — это злая и несправедливая пародия на Запад.
Цайт: Ваши книги — это галлюцинаторные переживания и наркотические трипы. Вы когда-нибудь используете ваши сны в своих произведениях?
Пелевин: Не напрямую. Сон — это очень интересное состояние. Для меня нет разницы между сном и реальностью! То, что мы называем реальностью, на самом деле просто сон определенной продолжительности и последовательности. Это сон, в котором вы находитесь с восьми утра до одиннадцати ночи. Когда вы умрете, разницы между сном и явью уже не будет никакой.
Цайт: Это сложно представить…
Пелевин: Да это и не надо представлять. Надо только выпустить ум наружу. Несчастье человека в том, что он все функции хочет передать разуму, а его возможности, тем временем, ограничены. Это как если взять микроскоп и пытаться делать им абсолютно все: мыть полы, прочищать раковину или использовать в качестве собачьего поводка. Разум не годится для искусства.
Цайт: Если бы вы выросли в менее тоталитарном государстве, чем Советский Союз, может быть тогда вам удалось бы установить лучший контакт с реальностью?
Пелевин: Тюрьмы отличаются только тем, какая решетка на окне: ржавая или позолоченная. Человек находится в тюрьме, тюрьма — это мешок из костей и нечистот. Единственное отличие: одни понимают, что сидят в тюрьме, а другие — нет. Вот смотрите, вы рождаетесь; песочные часы переворачиваются, и песок струится вниз. После вашей смерти — абсолютно все равно, где вы жили и как.
Оригинал — http://www.zeit.de/1999/45/Russland_ist_nur_eine_boese_Parodie.
Перевод — http://www.pelevin.org/forum/users/Отто Пыренныймизинецбудды/comments/197395/.